Пауль Фейерабенд: концепт пролиферации

П.Фейерабенд (1922 – 1994) был настроен более решительно. Он учился вместе с И.Лакатосом у Поппера в Лондонской школе экономики, после переезда в Беркли познакомился с Т.Куном. Уже в первой своей работе «Против методологии» (1975) он утверждал, что развитие науки идет не путем сравнения теорий с эмпирическими фактами, а путем взаимной критики несовместимых теорий, учитывающих имеющиеся факты. Никаких научных методов не существует, писал он. Просто у вас есть какие-то идеи, которые срабатывают, а затем возникает новая ситуация, и вы пробуете что-то еще. Это оппортунизм.

Философия не может обеспечить методологию и вообще все разумное для науки, потому что в ней нет ничего разумного для объяснений. Анализируя суд над Галилеем и развитие квантовой механики, П.Фейерабенд хотел показать, что в науке нет логики. Ученые создают научные теории и придерживаются их по весьма субъективным и даже иррациональным причинам. В науке эффективно ровным образом все, что поможет в исследовании. Поэтому методологический принцип пролиферации (размножения) способствует развитию науки: бессмысленны принципы верификации и фальсификации, принципы соответствия, недопустимости противоречия, избегания гипотез ad hoc, т.е. простоты. Эти нарушения просто необходимы для прогресса науки. Чем больше будет теорий, тем лучше, и он мечтал об океане теорий (альтернатив). К идее пролиферации ведет следующая аргументация. Факты теоретически относительны (вспомним принцип онтологической относительности Куайна), и вместе с тем предсказания теории никогда не соответствуют с абсолютной точностью экспериментальным данным. В этих условиях вполне уместно выдвижение теоретической альтернативы. Наличие двух или более теорий позволяет их сторонникам вести критическую дискуссию, что, в конечном счете, будет решающим образом содействовать успеху научного дела, в том числе и его экспериментальной составляющей. Нормальная наука по Куну невозможна, ее наличие говорило бы о профессиональной тупости ученых.

К тому же, если бы теории были совместимыми, то они слились бы в одно целое, теории должны быть своеобразными альтернативами. Так от идеи несовместимости теорий мысль Фейерабенда переходит в идею несоизмеримости теорий, отсутствия соответствия между ними.

Согласно тезису Куна – Фейерабенда, теории несоизмеримы, и прежде всего потому, что у них различные понятия. Даже если формулы двух теорий в символьной записи совпадают друг с другом, они, тем не менее, в понятийном отношении отличаются.

Чем больше теорий, тем меньше догматизма и тоталитаризма. Любая теория имеет право на существование и на что-то сгодится. Но в силу несоизмеримости теорий, нельзя установить их иерархию. Совокупность теорий образует хаос, а не упорядоченное целое.

П.Фейерабенд полагал, что содержание его концепции передается выражением «методологический анархизм»: делай, что хочешь, говорил он ученому сообществу. Имеется в виду, что анархизм отрицает иерархию.

Динамика знания состоит в нарастании хаотического потока теорий, которые даже сосчитать невозможно (более 5 000). Совокупность теорий всегда обладает определенной иерархией. Решающая ошибка П.Фейерабенда состояла в том, что он считал несовместимыми концепты иерархии и плюрализма.

Ради полноты рассмотрим концепцию соответствия теорий, развитую Н.Бором. Он полагал, что менее развитая теория получается из более развитой теории посредством так называемого предельного перехода. Так, если в формулах СТО устремить к бесконечности скорость света, то получаются формулы механики Ньютона. По мнению Бора, новая теория в принципе не может обойтись без старой, они дополнительны. Нельзя сформулировать квантовую механику без всего арсенала, без специфического языка классической физики.

В.А.Канке полагает, что Н.Бор не учел достаточно полно процесс интерпретации концептуального содержания устаревшей теории на базе новой теории. Старые концепты не сохраняются, они переосмысливаются. Нет никакой необходимости ставить их в соотношение дополнительности, они просто находятся в составе одного и того же интерпретационного ряда. Отметим также, что концепция соответствия Бора популярна среди физиков и математиков, но не среди менеджеров. Дело в том, что концепция предельного перехода применительно к менеджменту не обладает достаточно ясным содержанием.

Существует реальное равенство всех мировоззрений вообще, в том числе и естественнонаучного, иррационально-магического и религиозного. Ведущие интеллектуалы и их страсть к объективности убивают в людях личные элементы. На самом деле, человеческое стремление искать абсолютные истины часто заканчивается тиранией. П.Фейерабенд нападал на науку потому, что понимал ее силу, ее потенциал в поддержании разнообразия человеческой мысли и культуры. Он возражал против научной точности из моральных и политических, а не гносеологических причин.

Обвинить нацизм слишком легко, но именно высокоморальная уверенность в своей правоте и уверенность вообще сделали нацизм возможным, писал П.Фейерабенд, имея за плечами печальный опыт службы в немецкой армии во время Второй мировой войны (он имел ранение в спину и был инвалидом). Я считаю, продолжает он, что Освенцим – это экстремальная манифестация состояния, которое все еще процветает среди нас. Оно проявляется в отношении к меньшинствам в индустриально развитых демократических странах; в образовании, включая обучение гуманитарной точке зрения, которое большей частью состоит из обращения прекрасных молодых людей в бесцветные и лицемерные копии их учителей; в ядерной угрозе, постоянном увеличении количества и мощи смертоносного оружия и готовности некоторых так называемых патриотов к началу войны, в сравнении с которой Холокост кажется ничтожным. Оно показывает себя в уничтожении природы и «примитивных» культур, и никто не думает о тех, для кого жизнь в результате теряет смысл.

Отсюда радикальный вывод о том, что рационально-научное мировоззрение, подобно религиозному воспитанию, следует отделить от государства, что означает прекращение обучения основам науки в школах. Ибо наука, подобно религии, не имеет дела с объективной истиной. Все это лишь исторические феномены, разные формы упорядочения мира. Наука гораздо ближе к мифу, чем готова допустить философия науки. Это одна из форм мышления, разработанных людьми и не обязательно самая лучшая. Каждый делает то, что хочет. Поэтому революция в науке носит перманентный характер.

П.Фейерабенд не признавал модели Т.Куна. Он критиковал ее, исходя из принципов пролиферации и контриндукции, полагая, что Т.Кун ошибочно принял за два этапа две тенденции: стремление к устойчивости и стремление к пролиферации, которые на деле сосуществуют одновременно. Хотя на деле модель Т.Куна представляет систему четырех взаимосвязанных концепций.

В результате критики Т.Куна и П.Фейерабенда, рационалисты (начиная с Р.Декарта и Дж.Локка) получили ощутимый удар по своим позициям. Программу умеренного рационализма К.Поппера продолжил И.Лакатос с его отступлением от классического понимания истины в сторону «приближения к истине», возрастания правдоподобия, роста предсказательной мощи.

Имре Лакатос: концепт исследовательской программы

И.Лакатос (1922 – 1974), самый талантливый ученик Поппера, во многом благодаря его работам критический рационализм, как философско-методологическая концепция его учителя, до настоящего времени не утратил своего теоретического и практического значения. Участник антифашистского сопротивления, он после окончания войны возглавлял даже министерство образования Венгрии, однако был обвинен в «ревизионизме» (искажении официальной идеологии), и около трех лет провел в заключении. В 1956 году ему удалось избегнуть повторного ареста и эмигрировать в Англию. В книге «Доказательства и опровержения» (1967) он утверждает, что теории изобретаются. Вопреки укоренившимся предрассудкам, развитие математического знания является не накоплением вечных и несомненных истин, а драматическим процессом догадок и опровержений, и математики совершают открытия, так же, как ученые в иных сферах науки. (Лакатос И. Избранные произведения по философии и методологии науки. М.: Академический Проект, 2008. – 475с.). В математике мы не найдем и намека на эмпирический базис в виде протокольных высказываний или эмпирических конвенций. Но путь исследования в математике по своей рациональной структуре тот же, что в эмпирическом естествознании. И здесь «контрпримеры» (факты, объяснение которых невозможно, если оставить неизменной принятую теоретическую основу) выполняют ту же функцию, вынуждая ученого модифицировать выдвинутые гипотезы, совершенствовать доказательства, использовать эвристический потенциал принятых допущений, либо выдвигать новые. Никакой особой математической рациональности, отличающейся от научной, нет, и она так же проникнута критицизмом, как и вся наука. Это удивительное свойство науки Ч.Пирс назвал самокорректируемостью, а позже оно стало известно как фаллибилизм (подверженный ошибкам).

Здесь необходимо дать следующее пояснение, которое мы находим в книге Лакатоса «История науки и ее рациональные реконструкции». Лакатос называет «рациональным» то, что соответствует определенным методологическим принципам и нормам. Действия ученого рациональны, если они согласуются с методологическими предписаниями, если же он нарушает методологические правила (под влиянием эмоций, привычек, социальных действий), то он действует иррационально. Поскольку каждая методологическая концепция формирует специфические правила научной деятельности, постольку понятие научной рациональности может быть относительным. Одни и те же действия ученого одна концепция может объяснить рациональными, а другая – иррациональными.

Методологическая концепция оказывается одновременно и теорий рациональности, так как именно она формулирует критерии рациональности и определяет, что в деятельности ученых является рациональным, а что иррациональным. Осмысливая и интерпретируя реальную историю науки с точки зрения определенного понимания рациональности, сторонники той или иной методологической концепции представляют развитие науки как последовательность рациональных действий ученых и получают, таким образом, рациональную реконструкцию науки.

Лакатос дает анализ четырем теориям рациональности научного прогресса, или четырем логикам научного исследования (открытия). Характеристикой каждой из них служат правила, согласно которым происходит научное принятие или отбрасывание теорий, или исследовательских программ. Эти правила имеют двойную функцию. Во-первых, они функционируют в качестве кодекса научно честности, нарушать который непростительно. Во-вторых, они выполняют функцию жесткого ядра нормативной исследовательской программы.

Индуктивизм утверждает, что суждение должно быть либо доказано фактами, либо выедено дедуктивно или индуктивно из ранее доказанных суждений. Научные революции заключаются в разоблачении иррациональных заблуждений, которые следует изгнать из науки. Образцами индуктивизма являются работы Кеплера, в которых он обобщил многолетние и весьма точные наблюдения Тихо Браге, открытие Ньютоном закона гравитации путем индуктивного обобщения кеплеровских феноменов движения планет, открытие Ампером закона электродинамики благодаря индуктивному обобщению его же наблюдений над свойствами электрического тока, эксперименты Лавуазье в химии.

Конвенционализм допускает возможность построения любой системы классификации, которая объединяет факты в некоторое связное целое. Подлинный прогресс науки является кумулятивным и осуществляется на прочном фундаменте доказанных фактов, изменения же на теоретическом уровне носят только инструментальный характер. Таким образом, различают уровень фактов (индуктивных обобщений фактов) и уровень законов, или теорий (классифицирующих систем). Образцовым примером научной революции является работа Коперника и ее результаты. Революции в науке, которые произвели Лавуазье и Эйнштейн, также представляют собой замену громоздких теорий более простыми.

Методологический фальсификационизм возник в результате критики в адрес двух предыдущих теорий. Критика позиции индуктивизма опиралась на то, что обе его фундаментальные предпосылки могут быть выведены из фактов и что существуют обоснованные индуктивные выводы, сами являющиеся недоказанными и даже ложными. Дюгем был подвергнут критике на основании того, что предлагаемое им сравнение интуитивной простоты теорий является лишь делом субъективного вкуса и поэтому оно настолько двусмысленно, что не может быть положено в основу серьезной критики научных теорий. Новую программу предложил Поппер в своей работе «Логика научного исследования» (1935). Особенность фальсификационистской методологии состоит в том, что она разрешает принимать по соглашению фактуальные, пространственно-временные единичные базисные утверждения, а не пространственно-временные универсалистские теории. Иначе говоря, некоторая теория является научной только в том случае, если она может быть приведена в столкновение с каким-либо базисным утверждением, и теория должна быть устранена, если она противоречит принятому базисному утверждению. Теория должна предсказывать факты, которые являются новыми, то есть неожиданными с точки зрения предыдущего знания. Таким образом, выдвижение нефальсифицируемых теорий или ad hoc гипотез (которые не дают новых эмпирических предсказаний) противоречит кодексу научной честности, так же, как выдвижение недоказанных теорий противоречит кодексу научности классического индуктивизма. Это логически безупречная теория. Однако в своем первоначальном догматическом варианте она содержала ложную предпосылку – о доказуемости суждений из фактов и недоказуемости теорий. Излюбленными образцами являются теории Ньютона и Максвелла, формулы излучения Релея-Джинса и Вина, революция Эйнштейна. Примеры решающих экспериментов – эксперимент Майкельсона-Морли, эксперимент Эддингтона, связанный с затмением Солнца, эксперименты Люммера и Прингсгейма.

Методология научно-исследовательских программ (НИП) формируется как критика и заимствование достижений конвенционализма и фальсификационизма. НИП включают в себя конвенционально принятое (и поэтому неопровержимое) жесткое ядро и позитивную эвристику, которая определяет проблемы для исследования, выделяет защитный пояс вспомогательных гипотез, предвидит аномалии и превращает их в подтверждающие примеры. И все это в соответствие с заранее разработанным планом. Ученый видит аномалии, но поскольку они не угрожают ему, он их временно игнорирует. Не аномалии, а позитивная эвристика его программы – вот что в первую очередь диктует ему выбор проблем. Картина научной игры, которую предлагает методология НИП, весьма отлична от той, что предлагает фальсификационизм. Исходным пунктом является не установление фальсифицируемой (непротиворечивой) гипотезы, а выдвижение исследовательской программы. Простые фальсификации (то есть аномалии) должны быть зафиксированы, но вовсе не обязательно реагировать на них. В результате исчезают великие негативные решающие эксперименты Поппера. Решающий эксперимент у Поппера описывается некоторым принятым базисным утверждением, несовместимым с теорией. Согласно же методологии НИП, никакое принятое базисное утверждение само по себе не дает ученому права отвергнуть теорию. Такой конфликт может породить проблему, но ни при каких условиях не может привести к победе. Природа может крикнуть «нет!», но человеческая изобретательность всегда способна крикнуть еще громче. Исследовательская программа считается прогрессирующей тогда, когда ее теоретический рост предвосхищает ее эмпирический рост, то есть когда она с некоторым успехом может предсказывать новые факты (прогрессивный сдвиг проблем). Напротив, программа регрессирует, если ее теоретический рост отстает от эмпирического роста, то есть когда она дает только запоздалые объяснения либо случайных открытий, либо фактов, открытых другими программами (регрессивный сдвиг проблем).

Я различаю три типа вспомогательных гипотез ad hoc, пишет Лакатос:

-гипотезы, не имеющие дополнительного эмпирического содержания по сравнению со своими предшественницами. Это лингвистические увертки псевдонаук или конвенционалистские ухищрения, типа устранения исключений;

-гипотезы, имеющие такое дополнительное содержание, но оно не является подтвержденным. Примером является гипотеза Лоренца-Фицджеральда;

-гипотезы, которые не являются ad hoc в двух указанных смыслах, но и не образуют существенной части позитивной эвристики. Пример – первая поправка Планка к формуле Люммера-Принтгейма.

Если исследовательская программа прогрессивно объясняет больше, то она вытесняет конкурирующую программу. (см. Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции, с. 219 – 220).

Развитие научного знания – это процесс, важнейшие характеристики которого не могут быть втиснуты в схемы индуктивизма. Историческое движение науки может быть объяснено как соперничество научных теорий, победа в котором обеспечивается не накоплением подтверждений выдвинутых гипотез, а прежде всего эвристическим потенциалом теории. (Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. – М.: МЕДИУМ, 1995. – 236с.).

Основная единица его модели науки – исследовательская программа, как вполне конкретное предписание действий, состоящая из твердого ядра и защитного пояса, или вспомогательных гипотез. Защитный пояс из имеющихся или новых вспомогательных гипотез должен выдержать главный удар со стороны проверок, в частности, modus tollens своим острием направлены именно на эти гипотезы. В силу этого защитный пояс должен постоянно приспосабливаться или даже полностью заменяться, если того потребуют интересы обороны окостеневшего ядра. Если все эти усилия дают прогрессивный сдвиг проблем, исследовательская программа может считаться успешной. Она неуспешна, если это приводит к регрессивному сдвигу проблем.

Напомним, что в формальной логике вторая фигура гипотетического силлогизма с латинским названием modus tollens заключается в следующем: если известно, что некое высказывание А влечет, т.е. имплицирует высказывание В, и если высказывание В ложно, то высказывание А ложно.

В отношении к концепции Лакатоса можно сказать следующее. Если высказывания, следующие из теорий, которые принимаются за истинные в данной исследовательской программе и, соответственно, составляют ее твердое ядро, оказываются ложными, то их ложность не признается. Отрицательная эвристика требует в этом случае для сохранения твердого ядра, а вместе с этим и данной исследовательской программы в целом, введения вспомогательных гипотез, которые могли бы вопреки modus tollens объяснить такое логическое несоответствие. Такие вспомогательные гипотезы образуют защитный пояс и, как видно, «неспортивными приемами» защищают твердое ядро исследовательской программы.

Положительная эвристика складывается из ряда доводов более или менее ясных и предложений более или менее вероятных, направленных на то, чтобы изменять и развивать «опровержимые варианты» исследовательской программы, а потому это вполне рациональная программа действий. Положительная эвристика защищает исследователя перед океаном аномалий. Верификации поддерживают исследовательские программы, несмотря на непокоренные примеры.

В этом пункте Лакатос расходится с Поппером, который настаивал на том, что именно непокоренные примеры, т.е. эмпирические факты, фальсифицирующие теорию, есть основание для ее пересмотра. Получается, что для пересмотра исследовательских программ также, поскольку они состоят из теорий. И здесь Лакатос поддерживает тезис Т.Куна и П.Фейерабенда об отсутствии решающих экспериментов как критерий выбора между теориями.

Анализируя историю науки, Лакатос выдвигает тезис относительной автономии теоретической науки. В 17 веке проводилось немало экспериментов, которые воспринимались, как решающие свидетельства против закона свободного падения тел Галилея и теории тяготения Ньютона. В 19 веке такого рода эксперименты касались измерения скорости света и «опровергали» корпускулярную теорию, а затем они оказывались ошибочными в свете теории относительности и квантовой механики. Комментарий таков: непрерывность в науке, упорство в борьбе за выживание некоторых теорий, оправданность некоторого догматизма – все это можно объяснить только в том случае, если наука понимается как поле борьбы исследовательских программ, а не отдельных теорий.

Именно внутренняя история развития науки является стержневой в характеристике ее природы. Для индуктивизма это признание несомненных фактов. Для конвенционализма – это фактуальные открытия, классификационные системы знаний и их замены более простыми. Для Поппера – это обилие смелых предположений, теоретических улучшений, негативных решающих экспериментов. Для меня, писал Лакатос, длительное теоретическое и экспериментальное соперничество исследовательских программ.

Для индуктивизма главной парадигмой выступает обобщение тщательных наблюдений (работа Кеплера над таблицами Тихо Браге). Для конвенционализма – это изобретение новых более простых классификационных систем (Коперник). Для Поппера – смелые теории, решающие эксперименты (эксперимент Майкельсона). Для меня – различные варианты теории относительности (эйнштейновский, эфирный).

Историк-индуктивист не может предложить рационального внутреннего объяснения того, почему именно эти факты, а не другие были выбраны в качестве предмета исследования. Для него это нерациональная, эмпирическая, внешняя проблема. Конвенционализм же может рационально объяснить, почему те или иные факты подвергаются исследованию. Для Поппера особую проблему представляет так называемое ложное сознание (с точки зрения его теории рациональности). Для этого он разработал концепцию о расхождении объективного знания (в его третьем мире) с искаженными отображениями этого знания в индивидуальном сознании. Моя программа подобна радикальному варианту конвенционализма, пишет Лакатос.

Рост науки – это раз за разом повторяющееся опрокидывание теорий, наталкивающихся на твердо установленные факты.

Можно попытаться объяснить переходы от одних парадигм к другим, положив в основу социальную психологию, как это делали Т.Кун и М.Полани (1891 – 1976). Альтернатива этому – заменить наивный вариант методологического фальсификационизма новой утонченной версией и таким образом спасти идею прогресса научного знания. Это путь Поппера и я намерен ему следовать, писал Лакатос. он создает утонченный методологический фальсификационизм, или, что то же самое, методологию исследовательских программ: вместо понятия теории вводит в логику открытия в качестве основного понятия ряда теорий.

Именно ряд или последовательность теорий, а не одна изолированная теория оценивается с точки зрения научности или ненаучности. Но элементы этого ряда связаны замечательной непрерывностью, позволяющей называть этот ряд исследовательской программой. Чтобы понять, что такое программа научного поиска следует вспомнить о механицизме Декарта или Ньютона, об эволюционной теории Дарвина или об исследованиях Коперника. Последовательная смена теорий, вытекающих из одного ядра, происходит в рамках программы с неопровержимой методологией, показывающей свою ценность, плодотворность и прогрессивность в сравнении с другой программой. Идея роста науки и ее эмпирический характер соединяются в нем в одно целое. Если фальсификация зависит от возникновения лучших теорий, которые предвосхищают новые факты, то фальсификация является не просто отношением между теорией и эмпирическим базисом, но и многоплановым отношением между соперничающими теориями, исходным теоретическим базисом и эмпирическим ростом, являющимся результатом этого соперничества. Тогда фальсификация имеет исторический характер. Поппер же отрицал идею историчности.

Согласно Лакатосу, в рамках научно-исследовательских программ теории получают базисные предпосылки, идеалы объяснения, обоснования и доказательства достоверности знания. В античности сложились три научные программы: математическая (Пифагор и Платон), атомистическая (Демокрит) и континуалистская, или естественнонаучная (Аристотель). В Средние века доминируют физика импето и математическая программа. В Новое время возрождается атомистическая программа в работах Хр.Гюйгенса, Р.Бойля, братьев Бернулли, наряду с программами Декарта, Ньютона, Лейбница. На этом пути преодолевается иррационализм Куна.

Лакатос исходил из того, что следует различать реальную историю познания – внешнюю историю с ее социальными и психологическими контекстами и ее логическую конструкцию – внутреннюю историю науки, мир идей, мир автономно развивающегося знания, третий мир. Развертывая методологию только во внутренней истории, Лакатос четко определял свои позиции: моя методология не занимается мнениям и убеждениями.

Итак, Лакатос внес важные новшества. Он считал, что каждая теория представляет собой научно-исследовательскую программу (НИП). Теория вариативна. У вариации той или иной теории имеется общее ядро, но различные защитные пояса. Следует четко различать вариацию теорий в рамках одной и той же НИП от смены самих НИП. Как правило, в рамках одной и той же НИП работает множество ученых. Развиваемые ими теории различны, но у всех имеется общее ядро. Программа состоит из методологических правил, некоторые из них указывают, каких путей следует избегать (негативная эвристика), другие рекомендуют пути и методы, которыми следует двигаться (позитивная эвристика). Так программа отталкивается от методологических решений, которые предлагают считать некоторые гипотезы не подлежащими опровержению. Нефальсифицируемые гипотезы составляют твердое ядро программы, по которому можно судить о характере всей программы.

Негативная эвристика программы запрещает подвергать сомнению то, что составляет ее ядро. Напротив, вся изобретательность направлена на его артикуляцию и разработку поддерживающих ядро гипотез (так называемый защитный пояс). Кольцо вспомогательных гипотез призвано сдерживать атаки контролирующих проб и всячески защищать и консолидировать ядро. Исследовательская программа имеет успех, если она успешно разрешает эти проблемы, и она проваливается в случае, если не способна их решить.

Именно поэтому, пишут Д.Антисери и Дж.Реале, развитие иной исследовательской программы (например, Ньютона) протекает в море аномалий, или как у Бора, происходит на несвязанных между собой основаниях. Когда последующие модификации защитного пояса не приводят к предсказанию новых фактов, программа показывает себя как регрессивная.

Следуя за В.А.Канке, приведем пример по маржинализму.

Допустим, сопоставляются взгляды основателей маржинализма У.Джевонса, К.Менгера и Л.Вальраса. Почему мы считаем их классиками маржинализма? Потому что в развиваемых ими теориях есть основополагающий инвариант, так называемый предельный анализ. Такого рода инвариант как раз и образует ядро теории. Ядром неоклассической НИП являются следующие положения:

-каждый экономический агент предпринимает решения в соответствии со своими установками;

-он максимизирует функцию полезности;

-отдает предпочтение состоянию равновесия экономической системы.

Ядром классической политэкономии является трудовая теория стоимости.

В менеджменте П.Друкер первым выдвинул программу управления посредством знания. Он многократно изменял свою теорию, но ее ядро сохранял.

Лакатос объяснил устройство каждой отдельной НИП, но не представил их связь друг с другом. Он полагал, что каждая теория – это НИП, она содержит вариации в защитном поясе, но они не образуют совокупности теорий. Ядро теории можно представить как ее принципы и законы. К защитному поясу относятся модели.

Несмотря на приверженность Лакатоса рационализму, его концепция, по сути, пронизана психологизмом. Сам он писал о том, что твердое ядро программы по решению ее сторонников полагается неопровержимым.

Ларри Лаудан (р.1940), американский философ, методолог науки, профессор Питсбургского университета. В своих работах «Научный прогресс» (1977), Наука и ценности» (1984) определил науку как такой тип деятельности, который направлен на решение проблем, выделил следующие базовые характеристики модели научного развития:

-эмпирически или концептуально решенная проблема составляет единое основание научного прогресса;

-цель науки состоит в том, чтобы сделать максимально значимыми эмпирически решенные проблемы и снизить значение аномальных эмпирических и концептуальных проблем, пока они не решены.

Такая модель позволила ему предположить, что в случае замены одной теории на другую, прогресс имеет место лишь, когда новая теория проявляет себя эффективнее старой.

Ценность той или иной теории всегда будет относительной, так как говорить об абсолютных мерках применительно к эмпирическим и концептуальным предположениям не имеет никакого смысла. К тому же теории не живут обособленно, потому что имеет место ансамбль проблем. Например, теория эволюции отсылает нас к группе теорий, согласно которым все органические виды имеют общее основание. То же самое имеет место в случае атомизма. Отсюда вывод – понимание и оценку научного прогресса может дать только более общая теория. Для более глубокого понимания научного прогресса Лаудан предлагает теорию традиций исследования, к их числу он относит дарвинизм, квантовую теорию, электромагнитную теорию света. В философии – эмпиризм и номинализм, в теологии – волюнтаризм и детерминизм, в психологии – бихевиоризм и фрейдизм, в экономике – либерализм и марксизм, в физиологии – механицизм и витализм.

Понятие «традиция исследований» значительно пластичнее, чем «парадигма» Куна и «программы исследований» Лакатоса. Историческое развитие традиций исследования показывает, что меняются не только вспомогательные, но и основные положения. В каждый данный момент времени одни элементы традиции важнее и основательнее других. То, что составляет ядро традиций 18 века (абсолютное пространство и время Ньютона), в 19 веке уже не имеет для последователей Ньютона особого значения. Лакатос и Кун справедливо полагали, что программа исследования (или парадигма) всегда связана с набором неотторгаемых элементов. Их ошибка в том, что они не смогли осознать, что элементы этого класса со временем, смешиваясь, меняют свой облик.

Почему теория Коперника лучше системы мироздания Птолемея, а теория Кеплера предпочтительнее теории Коперника? Поппер ответил на эти вопросы теорией правдоподобия.

Правдоподобие и вероятность теорий – цели несовместимые, утверждал Поппер. Цель науки – максимально приблизиться к истине. Теория Т2 лучше или правдоподобнее Т1, когда все верные следствия из Т1 суть верные выводы из Т2, когда ложные выводы из Т1 суть верные выводы из Т2.

Значит, из Т2 дедуцируемы выводы, которые нельзя извлечь из Т1. таким образом, приняв, что истинное содержание (верные выводы) и ложное содержание (ложные выводы) из двух теорий Т1 и Т2 несовместимы, мы можем сказать, что Т2 более правдоподобна и лучше соотносится с фактами, чем Т1, если и только если:

-истинное содержание, но не ложное содержание Т2 превосходит Т1;

-ложное содержание, но не истинное содержание Т1 превосходит Т2.

Эта идея большего правдоподобия Т2 в сравнении с Т1 привела Поппера к выводу, что правдоподобное (значит более информативное, экспликативное и прогностическое) может быть и менее вероятным. Если мы предпочитаем теорию с наибольшим информативным содержанием, то должны удовлетвориться меньшей ее вероятностью. В самом деле, говоря все больше, легче ошибиться. Поэтому теории, более открытые контролю, менее вероятны.

Прогресс науки.

В науке ищут истину, но истина предписывается не фактам, а теориям. Теория верна (для Поппера и Тарского), когда отвечает фактам. Все же у нас нет критерия истины, даже если мы на верном пути, нельзя знать об этом наверняка, ибо следствий из теорий бесконечно много, и контролировать их все невозможно. А если все так, то истина становится регулятивным идеалом. Прогресс науки, по Попперу состоит в исключении ошибок предыдущих теорий и приближении ко все более правдоподобному: от Коперника к Галилею, от него к Кеплеру, от того к Ньютону и далее к Эйнштейну.

Из этого не следует, что существует закон научного прогресса. Наука знавала и периоды стагнации, и препятствия эпистемологического, идеологического, экономического плана. Нет закона, но все же есть некий критерий, по которому одна теория Т2 заменяет другую Т1.

Поппер дает 6 спецификаций:

-Т2 содержит более точные утверждения, чем Т1;

-Т2 объясняет больше фактов, чем Т1;

-Т2 описывает и объясняет факты более детальным образом, чем Т1;

-Т2 выдерживает контроль, которые не выдерживает Т1;

-Т2 выдвигает новые формы экспериментального контроля, которые не учитывала Т1 и Т2 преодолевает их;

-Т2 объединяет разные проблемы, до того бытовавшие вне связи.

Лаудан предпринял поиски стандартов предпочтения и прогрессивности теории не в логике, а на уровне прагматики. Нет критерия истины, и существенного критерия правдоподобия также не существует. В ответ на вопрос, какая же теория лучше, он заявил, что рационален выбор в пользу теории, которая в данный момент решает большее число проблем, для данной эпохи более важных.

Джон Уоткинс, преемник Поппера на кафедре, автор книги «Подтверждаемая и влиятельная метафизика» (1957), в которой он акцентировал внимание на том, что метафизические теории не бесполезны, хотя они и не подлежат фальсификации. Их можно было бы интерпретировать лишь как методические указания, однако их роль значительно выше – они выполняют регулятивную функцию, накладывая запрет на определенные типы конструкций, она создает ограничения – понятия, через которые человек воспринимает мир. Если верно, что метафизика, генерируя науку, укрепляется вместе с ней, то верно и то, что все факты и научные законы будут обладать большими интерпретативными метафизическими возможностями, однако наука не получает от метафизики статус неопровержимости. Исторически метафизика всегда играла заметную роль в моменты, когда в недрах существующей теории созревал новых тип теории. Наличие метафизического щита у теории позволяет ей легче противостоять критике со стороны социальных наук, морали и политики.