Конец и новые горизонты науки

Книга Джона Хоргана (Хорган Дж. Конец науки. Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки. – СПб.: Амфора, 2001. – 479с.), которую полезно знать всем, кто вступает на путь науки, появилась на свет вскоре после того, как Р.Пенроуз заявил о том, что современная наука весьма несовершенна и должна завершиться теорией, объясняющей все. Тогда ученые узнают все, что можно узнать, и наука завершится. Таково было мнение того, кто спустя тысячелетия, все еще считал себя учеником Платона.

До встречи с Пенроузом я, пишет Хорган, принимал само собой разумеющимся, что наука будет развиваться бесконечно. Ученые, умеют ставить задачи и решать их так, как не могут критики, философы и историки. Теории тестируются экспериментально, сравниваются с реальностью, а те, которые признаются неверными, отметаются. Наука убедительна. Это правда, что сейчас нелегкие времена для поисков истины. Занятиям наукой угрожают технофобы, активисты движения в защиту животных, религиозные фундаменталисты и, самое главное, ограниченные политики. Социальные, политические, экономические сдерживающие факторы сделают занятие наукой, в особенности чистой наукой, в будущем гораздо более трудным, чем сегодня делом. Но вот, что она конечна, звучало парадоксально.

Наука в своем продвижении навязывает границы своей власти. Теория относительности Эйнштейна не допускает трансмиссию материи или даже информации на скоростях, превышающих скорость света. Квантовая механика диктует, что наше знание микрокосма всегда будет неточным. Теория хаоса подтверждает, что даже без квантовой неопределенности многие явления будет невозможно предсказать. Теоремы о неполноте Курта Геделя отрицают возможность создания полного, последовательного математического описания реальности. Эволюционная биология продолжает напоминать нам о том, что мы – животные, получившиеся в результате естественного отбора не для того, чтобы открывать глубокие тайны природы, а чтобы размножаться и чувствовать.

Такова обычная стратегия сильного ученого – указание всех недостатков современных научных знаний и всех вопросов, на которые нет ответа. Однако у биологов осталось только три основных вопроса: как возникла жизнь; как одиночная оплодотворенная клетка развивается в многоклеточный организм, такой, как слон; как центральная нервная система обрабатывает информацию? Когда эти цели будут достигнуты, основная задача биологии будет решена. Аналогичное положение сложилось и в других отраслях знания.

Однако это уже было когда-то. Так, Гюнтер Стент, видный биолог из Калифорнийского университета, вспоминает, что в начале 1950-х годов, когда он только начинал, молекулярная биология находилась в зачаточном состоянии, и никто из нас не знал, что именно он делает

Одна из немногих рецензий на книгу Хоргана написана ученым из Уральского государственного университета В.Ю.Бородулиным. (Бородулин В.Ю. Конец науки по-русски. О постмодернистском «конце науки» Дж. Хоргана и постмодернистском конце науки в России// Философия науки, № 1 (48), 2011, с. 17 – 56). Он соглашается с Хорганом в том, что наука входит в эпоху уменьшающейся отдачи, она все более становится фундаментальной, предполагающей большие затраты на лабораторное оборудование (Большой адронный коллайдер) и не обещающей быструю и однозначную отдачу от вложений. В этой связи постэмпирическая наука неизбежно становится иронической наукой, вырождаясь в разновидность литературной критики.

Провокационный пример нам преподнес английский физик Алан Сокал и французский журналист Жак Брикмон, издавшие в конце 1990-х годов книгу под названием «Интеллектуальные уловки». В ней критикуется претензия современного постмодерна на некое глубокомыслие, за которым, по сути, нередко скрывается примитивизм мысли. Так, на страницах книги критикуются такие мэтры постмодерна, как Жак Бодрийар, который использует такие не имеющие никакого физического или математического смысла метафоры, как «гиперпространство с множественным преломлением», или «обращаемость закона» в его социологических рассуждениях. Жак Лакан критикуется за сравнение структуры невроза и геометрических поверхностей, в частности, кольца. Все это либо лишенные смысла, либо банальные высказывания. Так, Лакан, рассуждая о «тождественности типологии и структуры», не придает им математического смысла, а просто заимствует сами термины, чтобы заявить о новом слове в понимании психоанализа. Вместе с тем, если под структурой понимается предельно широкое толкование, т вряд ли оно может быть сведено к чисто математической топологии. А если под структурой понимается математическая структура, то опять-таки топология – лишь одни из типов математической структуры, и кроме этого математики говорят о структуре порядка, структуре группы и других.

Этим грешат и социолог науки Бруно Лятур, который придавал педагогический смысл специальным техническим терминам теории относительности, и Юлия Кристева, которая использовала при создании своего «поэтического» языка понятие множества, путая его с понятием интервала. Исторически известно, что Анри Бергсон честно пытался разобраться в теории относительности и даже встречался с Эйнштейном, но пришел к выводу о принципиально разных философских позициях, в то время как на самом деле он строил свои представления на элементарных ошибках в понимании физики.

Вместе с тем, не следует забывать слова Бертрана Рассела, которому избавиться от влияния гегельянства помогло понимание бессмысленности рассуждений о математической природе бесконечности в «Науке логики». Поэтому критика отдельных неточностей в текстах философии постмодерна должна спровоцировать общее недоверие к анти рационалистическому мировоззрению постмодерна.

Признавая за поэтами и фантастами право использовать образы «черных дыр», «гиперпространства» как им угодно, Сокал и Брикмон категоричны в отношении философов. Философские тексты функционируют все же, как научные и оказываются основой вторичного анализа, в том числе по проблемам используемых специальных теорий.

Анализируя эту книгу Дж.Баджини пишет следующее. (Баджини Дж. Алан Сокал: моя философия // Философия науки, № 2 (45), 2010, с. 130 – 136). Алан Сокал впервые познакомился с формализованной философией в магистратуре, затем он стал предпочитать философски-ориентированный подход к физике. Многие люди понимают, что занимаясь физикой, вы не можете избежать философии. Но из этого обстоятельства делаются различные выводы. Некоторые просто говорят, что философы тут не нужны, поскольку философией физики занимаются сами физики. Другие же говорят, что проблема с физиками состоит в том, что они философствуют, но на самом деле не готовы к этому занятию.

Основой таких рассуждений является то, что философия науки часто не имеет ничего общего с научной практикой. С другой стороны, философия дает нам понимание того, что есть научный метод. И хотя философия науки до сих пор не предложила кодификации научного метода, это не означает, что ее усилия бесплодны вовсе.

Отвечая на вопрос, почему философия так трудна, Хорган приводит мнения нейробиологов относительно того, что мы всего лишь биологические особи, которым нужно есть, спать, чувствовать, а возникновение разума могло быть всего лишь случайным ненаправленным скачком в развитии. Но ни один шаг эволюции не является бесконечным, и возможности человеческого мозга тоже небезграничны. Разум породил научные теории и произведения искусства, но это еще не означает, что он является универсальным инструментом, который может все. Знание становится силой в эпоху нарождающейся политической власти: им так было удобно. На самом деле все теории равно спекулятивны и метафизичны. Никогда не беги за автобусом женщиной или космологической теорий, потому что вскоре появится другая, советует Хорган.

Все было бы просто, однако, великие философски вопросы: что такое истина? существует ли свобода воли? что такое высшее благо? – сегодня по-прежнему не решены, и это не случайно. Великие проблему философии вполне реальны, как и мы сами, но они находятся за пределами наших познавательных способностей. Как писал Кант: опыт как предел и антиномии за пределом. Мы можем их ставить, но не можем их решить – так же, как крыса не может решить дифференциальное уравнение. Однако и здесь наука не стоит на месте, пытаясь проникнуть в мозговую карту животных и человека.

Это уже рассуждения о будущем науки. Дело в том, что едва ли не одновременно с книгой Хоргана возникали контуры другой книги, в которой раздвигались горизонты науки. Речь идет о книге Джона Брокмана, в которой он собрал мнение выдающихся ученых современности о перспективах научных исследований, проводимых ими сегодня. (Будущее науки в 21 веке. Следующие пятьдесят лет / под ред. Джона Брокмана. – М.: АСТ, 2011. – 255с.; см. также Рьедматтен Э. Изобретения, которые изменят нашу жизнь. – М.: Эксмо, 2009. – 336с.).

В книге Брокмана первым «берет слово» физик-теоретик из Канады Ли Смолин (вероятно, русский, я лично знаю одного из Смолиных, сын которых уехал в Канаду). Он предлагает вначале оценить задачи, которые стояли перед космологией и физической наукой 50 лет назад:

-какова природа сильных взаимодействий, удерживающих вместе нуклоны атомного ядра?

-какова природа слабых взаимодействий, ответственных за радиоактивный распад?

-верна ли стационарная модель вселенной, или произошел Большой Взрыв, как это предполагал Г.Гамов?

-имеют ли протоны и нейтроны внутреннюю структуру?

-почему массы протона и нейтрона различаются лишь слегка, в то время как электрон намного их легче? Почему нейтрино не имеет массы. Что собой представляют мюоны и откуда они взялись?

-как соотносятся общая теория относительности и квантовая теория?

-как следует понимать квантовую теорию?

Сегодня, свидетельствует Смолин, мы знаем ответы на первые четыре вопроса, над решением остальных продолжаем биться. Но и решенные вопросы не забыты – методы, с помощью которых были получены ответы, служат базисом для подготовки современных физиков-теоретиков.

Если вернуться на 100 лет назад, то можно обнаружить, что многие научные проблемы потеряли свою актуальность. Физиков тогда гораздо больше интересовали свойства эфира, чем свойства атома. В 1900 году одни физики попросту верили, что молекула неделима, другие, подобно Эрнсту Маху, полагали, что эта проблема не имеет отношение к физике, так как атомы нельзя видеть.

К великим открытиям 20 века следует отнести следующие достижения:

-ДНК и геном человека. В 1953 году Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик открыли структуру двойной спирали дезоксирибонуклеиновой кислоты, которая отвечает за наследственность. Каждое ее звено – это часть генетического кода человека, расшифровка которого в 2000 году стала одним из самых выдающихся открытий;

-атомная энергия. В 1945 году американцы сбросили атомные бомбы на японские города Хиросима и Нагасаки. И лишь потом атом стал мирным – первая атомная станция для производства электрической энергии, а затем и для лечения больных, была запущена в СССР в городе Обнинске Калужской области в 1954 году;

-трансплантология – пересадка органов. Первая трансплантация произошла в 1954 году – американские врачи Дж.Харрисон и Дж.Меррейв из Бостона успешно пересадили почку. В 1963 году произошла пересадка легких и печени, в 1967 году доктор Кристиан Бернар (ЮАР) впервые пересадил сердце. С конца 1970-х годов были изобретены препараты, подавляющие реакции несовместимости при пересадке органов;

-клонирование. Благодаря клонированию можно искусственным путем дублировать не только клетки, но и организмы. Видимо, в 21 веке, появятся люди-клоны. Первое клонированное животное появилось на свет в 1996 году;

-теория психоанализа. Созданная Фрейдом в начале 20 века эта теория долгое время считалась важнейшим инструментом в психиатрии, она активно используется при лечении психологических проблем и по сей день;

-телевидение. Первую телесистему продемонстрировал в 1926 году шотландский инженер Джон Бэрд, когда зрители впервые увидели слабое и размытое изображение. Общедоступным телевидение стало в 1950-х годах;

-компьютер и интернет. В 1946 году американские инженеры создали первую ЭВМ. Персональные компьютеры были запущены в массовое производство в 1973 году, а «мышь» и ноутбуки появились в 1983 году. Концепция Всемирной паутины была создана Тимом Бернерсом-Ли;

-теория относительности. Согласно этой теории ни одно тело не может двигаться со скоростью, превышающей скорость света. Время же на объекте, движущемся с околосветовой скоростью, замедляется.

А что нам принесет предстоящее пятидесятилетие? Вот перечень некоторых проблем в космологии и фундаментальной физике:

-верна ли квантовая теория, или ее нужно изменить для более осмысленной физической интерпретации или для объединения с теорий относительности и космологией?

-какова квантовая теория гравитации? Какова структура пространства и времени в масштабах шкалы Планка (10 в минус 33-й степени, что в двадцать раз меньше атомного ядра)?

-чем объясняются точные значения параметров, определяющих свойства элементарных частиц, включая их массы и силы взаимодействия?

-чем объясняется огромное количество элементарных частиц? Почему силы притяжения между двумя протонами в 10 в 40-й степени меньше силы их электростатического отталкивания? Почему вселенная столь велика? Почему она по крайности в 10 в 60-й степени превышает фундаментальную шкалу Планка? Почему космологические константы меньше любых других сходных физических параметров?

-что собой представлял Большой Взрыв? Что определило свойства образовавшейся вселенной? Положил ли этот взрыв начало вселенной, а если нет, то что было до него?

-что такое темная материя и темная энергия, на долю которых приходится от 80 до 95% плотности вселенной?

-как сформировались галактики? Что они представляли собой на ранних этапах развития?

Можно было бы дополнить этот перечень проблемами, которые стоят перед другими отраслями знания, но для нас важнее находить понимание тех узловых пунктов, по которым философия и наука идут вместе.

Дело в том, что альтернативы науке просто нет, как нет альтернатив тем дорогостоящим экспериментам, которые сегодня проводят физики, химики, биологи. К чему, например, ведется поиск связей с другими цивилизациями? Если мы получим положительный результат, мы бы по-новому взглянули на звезды, на концепцию логики и физики о том, что человеческий мозг не удел Земли, а продукт вселенной. Создание соответствующих космических средств связи раздвигает рамки земных технологий. А задача создания ракетного двигателя, который использует в качестве «горючего» антивещество, означала бы научно-технологический взрыв еще большего масштаба.

Возникает только один вопрос, успеем ли мы к тому времени, когда начнет потухать Солнце, или когда Земля подвергнется неожиданной космической катастрофе вследствие падения крупного небесного тела? Все земные проблемы, которые нам навязывают экономисты, политики, религиозные деятели меркнут перед космической задачей человечества.

Все.

28.11.11.