Язык и разум: язык как средство познавательной деятельности

Известный польский философ Г.Сколимовский считает, что существует не только сходство, но и строгая параллельность между структурой сознания и структурой нашего знания, между структурными единицами третьего и второго миров К.Поппера. Как может разум участвовать в знании, принадлежащем третьему миру, если процесс мышления не параллелен и никоим образом не схож со структурными единицами, которые выражают результат такого мышления? Как такой разум может расширять существующее знание? Видимо между вторым и третьим миром происходит некая калибровка мыслительных актов разума, которая превращает их в когнитивные структуры, выражающие содержание этих актов. Поппер подчеркивал, что быть человеком подразумевает обучаться языку, а это означает обучаться постигать объективное содержание мысли, что язык всегда воплощает множество теорий в самой структуре своего употребления.

По мнению американского лингвиста, профессора Института лингвистики Массачусетского технологического института Авраама Ноама Хомского, одного из самых противоречивых интеллектуалов 20 века, доктрина врожденных идей и психологизм связаны между собой следующим образом: психологизм следует из доктрины врожденных идей. При этом Н.Хомский исходит из макромутации, т.е. взрывного характера возникновения языка. Канадско-американский ученый, специалист по экспериментальной психологии и когнитивным наукам Стивен Пинкер занимает более умеренную позицию, указывая на серию микромутаций.

Однако такого рода предположение подразумевает отрицание роста научных понятий, замечает Г.Сколимовский, говоря о работах Н.Хомского. Ведь лингвистические универсалии, врожденные понятия, заложенные от рождения категории, либо используются в переносном смысле, либо, если они используются в буквальном смысле, то опровергаются действительным ростом научного знания.

Положение Н.Хомского в истории сравнивают с положением Декарта и Дарвина, пишет Дж.Хорган. Его взгляды формировались, когда доминировал бихевиоризм сего приверженностью идеям Дж.Локка о том, что разум начинается как чистая доска, на которой пишет опыт. Н.Хомский впоследствии бросил вызов этому подходу, заявив, что дети не могли бы учить языки только через индукцию или путем проб и ошибок. Некоторые фундаментальные принципы языка, типа универсальной грамматики, должны быть заключены в наших мозгах. Теории Хомского, представленные впервые в книге «Синтаксические структуры» (1957), помогли раз и навсегда разгромить бихевиоризм и проложили путь генетически ориентированному взгляду на язык и понимание, истоки которого лежат у Канта.

Однако Н.Хомский всегда чувствовал себя неуютно рядом с дарвиновским объяснением поведения человека. Он считает, что язык вполне мог быть случайным, побочным продуктом броска разума вперед, и только позднее он был ассимилирован для различного применения. Он также отрицает идею, что эволюция придала мозгу форму универсальной машины дл обучения и решения проблем. Он полагает, что внутренняя структура наших мозгов накладывает ограничения на наше понимание. В книге «Язык и проблема знаний» (1988) он даже предположил, что для занятия многими вопросами человеческой природы наше вербальное творчество может оказаться более плодотворным, чем наши научные навыки. Способность формировать науку – это только один из аспектов нашего ментального дара. И на деле успех науки проистекает из случайного соединения истины о мире и структуры нашего познавательного пространства. На самом деле, это случайное соединение, потому что эволюция не спроектировала нас, чтобы мы это делали; нет давления на дифференциальное воспроизводство, которое привело бы к способности решать проблемы квантовой теории.

Г.Сколимовский предлагает модель науки и разума, в которой рационалистическая концепция разума сочетается с эволюционной концепцией науки. Эта модель исходит из убеждения, что невозможно систематически развивать рационалистическую концепцию разума, совершенно пренебрегая эволюционной концепцией науки. Однако, также невозможно последовательно поддерживать эволюционную концепцию науки, не принимая во внимание рационалистическую концепцию разума. Только сочетая их, мы можем добиться удовлетворительного обоснования (джастификации) объективности научного знания и объективного разума.

О чем говорит концепция лингвистического разума? Увеличение нашего знания не состоит в простом накоплении все большего и большего количества фактов одного и того же рода (количественный рост знания). Увеличение знания состоит еще и в углублении понимания этих фактов, которое составляет качественный рост знания, что достигается путем построения все более мощных теорий. Рост знания вглубь невозможно объяснить, если бы разум был просто пассивным приемником. В то же время его вполне можно объяснить, если представить себе разум наделенным когнитивными структурами, которые могут порождать новые когнитивные структуры.

Как возникают эти новые когнитивные структуры? Как мы расширяем существующее знание? Только формулируя теории и объяснения, которые до того были лишь полувысказанными, неоднозначными, противоречивыми.

Как происходит это формулирование? Не бывает формулирования без прояснения языка. Итак, рост знания неотделим от роста языка, который означает введение новых понятий, расщепление имеющихся понятий, обнаружение в языке скрытых неоднозначностей, уточнение множества значений, спрессованных в одном термине. Эти прояснения языка – открытие новых понятий для нового содержания и наделение старых понятий новыми значениями – жизненно необходимы для той функции разума, которая называется творческим началом и без которой не может быть расширения существующего знания.

Таким образом, рост науки означает увеличение содержания научных теорий и обогащение языка науки. Этот рост никогда не был гладким или линейным, и его конвульсии получают отражение в вывертах языка с его концептуальными смешениями, изменениями значений, метаморфозами понятий. Изменения в языке следуют как тень за изменениями в содержании науки. Новое содержание науки можно выразить только при помощи новых понятий.

Человеческий разум – это лингвистический разум, пишет Г.Сколимовский. знание, особенно научное знание, должно иметь содержание. Содержание должно быть выразимо посредством символов. Символы, организованные в согласованное целое – это язык. Язык здесь понимается в широком смысле: всякая согласованная система символов может рассматриваться как язык. Необходимое условие объективного знания – это то, что оно должно быть выражено посредством межсубъектных символов. Итак, именно в этом смысле человеческое знание есть лингвистическое знание.

Рост языка науки отражает рост науки. В то же время рост языка науки отражает наш ментальный рост. Таким образом, рост языка науки отражает рост нашего разума, то есть когнитивной структуры разума. В языке мы наблюдаем высшую точку и кристаллизацию двух аспектов одного и того же когнитивного развития: один аспект связан с содержанием науки, другой – с нашими актами понимания этого содержания. Отсюда вывод о том, что имеет место параллельное концептуальное развитие содержания науки, выраженное посредством внешнего языка науки, и внутренних ментальных структур разума, выраженных посредством внутренних актов понимания.

А поскольку фундаментальные понятия, при помощи которых мы постигаем и выражаем наше знание о мире, изменялись и эволюционировали, справедливо будет предположить, что структура нашего разума тоже изменилась и эволюционировала. Следовательно, структура разума и концептуальное устройство разума отражают структуру и ограничения знания, сформировавшего их. То, что собой представляют ментальные структуры, это зависит от соответствующего развития науки и всего знания в целом. Таким образом, концептуальная структура разума изменяется вместе со смещением и развитием структуры нашего разума.

Знание формирует разум. Разум, сформированный знанием, еще дальше развивает и расширяет знание, которое продолжает развивать разум. Хотя разум и знание – независимые категории с точки зрения их значения, но рассматриваемые в контексте когнитивного развития в целом, они функционально зависимы одно от другого и в действительности неотделимы друг от друга. Это два представления одной и той же структуры познания.

Разум без знания – это незапрограммированный компьютер (компьютер может оперировать только заложенным в него знанием), более того, это очень своеобразный компьютер (разум может совершенствовать свою программу), который извлекает и преобразует знания по встроенным в него схемам, в соответствие со своей строго формализованной программой. В ходе своего функционирования разум может достигать результатов, которые превосходят его первоначальную программу. Этот процесс совершенствования программы в ходе решения проблем абсолютно необходим и для роста знания, и для роста разума. В разуме запрограммирована способность выходить за пределы своей программы, за пределы самого себя, что является терминологическим противоречием (в некотором роде). Вот почему разум – это не компьютер.

Изменчивость состояния науки означает изменчивость содержания науки. Совокупное содержание науки выражено в совокупности ее понятий и их взаимосвязей (это концептуальный аппарат науки, концептуальная сеть науки, концептуальный каркас). Например, сеть ньютоновской физики включает законы Ньютона и другие законы, вытекающие из них, а также философские исходные предположения об абсолютности пространства и времени и о постоянстве материи. Она включает также термины, понятия, изначально принадлежащие другим наукам, таким, как химия и биология. А также термины и выражения обыденного языка.

Чтобы формализовать совокупность понятий, в которой выражено содержание той или иной науки, потребовалось бы выразить этот формализм в терминах, которые ей не принадлежат. Такое выражение потребовало бы еще более обширного концептуального каркаса, который не мог бы быть формализован в своих собственных терминах.

Таким образом, концептуальную сеть данной науки нелегко определить: 1) потому что она сливается с сетями других наук; 2) потому что она сливается с обыденным языком; 3) потому что – и это самое существенное – она исторически меняется. Отсюда следует, что формализация не может охватить все содержание.

Итак, развитие концептуальной сети со сложным переплетением взаимосвязей ее различных элементов – это необходимый фактор развития науки. Однако это лишь внешняя часть истории науки, история человеческого познания.

Внутренняя часть человеческого познания находится в разуме. И здесь следует различать акт познания и результат познания.

Акт познания находится в разуме (второй мир у Поппера). Г.Сколимовски настаивает на том, что между вторым и третьим мирами имеется очень близкое сходство. Акты познания отображают структуру разума, которая сформирована единицами третьего мира. Результаты же познания – это теории и высказывания – речевые структуры или иные символические представления, выражающие содержание актов познания, и они составляют его внешнюю часть. Выраженные средствами межсубъектного языка акты познания становятся внешними. Их содержание становится независимым от конкретного разума.

Для того, чтобы развивать науку, разум должен владеть понятиями. Кант называл эти базовые понятия схемами разума. Разум в процессе приобретения знаний следует определенному, заранее заданному структурному шаблону (паттерну), шаблону мышления. В нас заложена тенденция мыслить об определенных предметах специфическими категориями и специфическими шаблонами мышления.

Шаблоны мышления – это организующие единицы знания. Они соответствуют умопостигаемым сущностям Поппера, структурным единицам третьего мира. Г.Сколимовски распространяет идею структурных единиц на оба мира – второй и третий, согласно Попперу. Научное знание в высокой степени организовано.

Организующие единицы, или шаблоны мышления, позволяют нам структурировать знание в умопостигаемые формы. Всякая новая гипотеза представляет собой изобретение нового возможного мира. Развитие науки демонстрирует, что многие из этих изобретений замечательно соответствуют природе, а это означает, что воображение не имеет границ. В будущем разум может организовать знание о мире в такие фантастические и «невозможные» с точки зрения сегодняшнего дня единицы (шаблоны, категории, формы), что какие бы предварительные допущения мы ни посчитали необходимым установить сегодня, завтра все они будут отброшены. Возможно, радикально новые способы организации знания изменят не только нашу картину мира, но и наше понимание таких понятий как рациональность и умопостигаемость, ведь они всего лишь побочные продукты развития знания.

Конкретные шаблоны мышления не даются нам подобно тому, как древнегреческая трагедия заканчивалась появлением бога из театральной машины. Существует изоморфизм между концептуальной сетью науки и концептуальным порядком разума, они действуют параллельно. Наука, то есть концептуальная сеть науки, формирует разум. При этом разум не остается пассивным. Он взаимодействует с этой сетью и преобразует ее. Концептуальное устройство разума с его специфическими шаблонами мышления и специфическими категориями отражает развитие концептуальной сети науки с ее сложным переплетением понятий и их взаимосвязей. Это непрерывное взаимодействие между разумом и наукой складывается в действительности из взаимодействий между разумом отдельных ученых и конкретными науками. А результат этих отдельных взаимодействий составляет новый этап в развитии науки и новый этап в концептуальном развитии науки. Так что разум и наука представляют собой исторические сущности. Нужен исторический подход, чтобы оценить различные стадии развития науки и разума.

Понятие объективности основано на признании того что существует параллелизм между концептуальным развитием знания и концептуальным развитием разума: они зависят друг от друга и друг друга ограничивают.

Обоснованность объективности знания состоит в следующем:

-оно принимает исторический и социальный подход Куна, но избегает опасностей иррациональности, заложенных в его концепции;

-оно принимает концепцию третьего мира умопостигаемых сущностей, созданного человеком и все же трансчеловеческого, но избегает трудностей, с которыми столкнулся Поппер, отрицая сходство между сущностями второго и третьего миров;

-оно принимает идею Хомского, что структуры разума отвечают за освоение языка и знаний, но избегают ловушки идеи о врожденности этих структур, которая несовместима с ростом научного знания.