logo
Славянская книга Смерти

Третий путь. Призраки.

Это путь душ, которые после смерти остаются в виде приведений (призраков) в кромке Мира Яви на неопределенное время. Пространство междумирья необозримо. Нет там места такого, куда душа бы смертная забрести не смогла. Душа смертная на любой звезде и земле побывать может. В междумирье попадают как души имеющие бессмертный дух и тогда в этом состояние они могут находится сколь угодно долго, так и души без духовные которые существуют до тех пор пока их вспоминают на земле после чего происходит растворение в информационном поле земли. Умершие застряют в области междумирья в качестве несчастливых неприкаянных душ (призраков) из-за сильной привязанности к земным делам: чувства мести, гнева, земной любви, убийства, самоубийства и т.д. Эти несчастливые души обычно связанны с местом и сюжетом страданья – им практически нет освобождения никогда (согласно Вед только Бог Перун имеет возможность периодически давать им шанс вновь воплотится на земле, но это происходит редко)!

Для таких душ смерть сперва облегчением кажется. Будто ношу тяжкую с себя человек скинул. Это душа его из плоти изошла. Некоторым из них света много видится, кто то и себя углядеть может. , а кому то бывает и обратно войти в плоть свою суждено (клиническая смерть). В последнем случае если быстро вернулся человек, то смерти потом не боится, хотя и не видел он толком ничего, потому что истинная правда открывается только в начале дня третьего от исхода души от плоти. Два дня, сознание у человека заморочено как во сне. Он кроме блаженности и невесомости в тысячу раз сильнее сонной ничего не чувствует. А все, что в земном мире другими людьми делается, ему кажется тщетным. Такое мелкое все, жалкое и ничтожное. Так минуют два дня земных и две ночи земных, в безрассудстве блаженном. Но с третьего дня поусытится радость постепенно. Чувство закопошится такое, будто забылось чего. Обеспокоится душа оглядываться начнет, да только нет подле неё никого и ничего. Себя чует она, но более никого не видать и не слыхать. Встревожится душа тогда. Радостное ушло, будто в воду кануло, и не знает она теперь, куда деть себя, куда направить себя. Мысли земные ей припомнятся, что думалось о царстве посмертном. Метаться она начнет – кто в розыске бога своего, в которого веровала, кто в поиске душ иных умерших, которым находиться на свете том в неисчислимом множестве должно. Всякий в разное верует, каждый свое ищет. К концу третьего дня в ужас невиданный, душа смертного приходит. Тогда душа – на землю воротиться заторопится, к людям, коих ранее оставила она. Воротиться обратно легко: только захотел, так и там ты уже, где помыслил. Ничего в междумирье проще нет, чем назад к людям обернуться. Но вот им, земным людям, мертвого уже не узрить более. Душа посмертная, от плоти отлетевшая, – она почти как человек земной. Видеть – видит, слышать – слушает, чувства все обострены. Но только не видит её никто, как будто и нету её вовсе. Хоть криком кричи, не услышат тебя. Явится в свой дом душа посмертного, а там все кручинятся, подле гроба с телом сидючи. А то и схоронили уже, поминают добрым словом. Разное бывает.

Душа посмертного к четвертому дню редко потерю своего тела осмысливает. Это позже приходит. У кого к девятому дню только, а у кого и позже того. До девяти дней душа часто с родными своими находится, словно надежду чает. А потом она уходит окончательно и возвращается к ним очень редко, а то и вовсе никогда. Ненавистным все ей делается. Ибо человек самого себя схоронил навечно, всего себя земле отдал сполна, а сам весь, земным пропитался, из земных чаяний душа его соткана. Никому в земной жизни нет горя большего, чем ему в эти минуты страшные. Потому и схоронить человека умершего побыстрее надобно, ибо чем позже будет, тем ему большая мука выходит. После трех дней и ночей необходимо схоронить тело, и тогда выйдет душе посмертной послабление. Не таким постылым мытарство станет. После девяти дней отходит душа постепенно от земной жизни окончательно. Виться теперь ей в сторонке от людей земных, хоть и зрит она их всегда да не замечают её только. Люди земные только вспомнят про умершего, он и пошелохнется. Им его помянуть, ему и легче. Теперь только и живет он тем, что думами земными, когда вспомнит кто его. И чем больше вспомнят, тем ему легче. Худое вспомнят или хорошее вспомнят, невелика разница будет, энергия все равно идет к нему. Тут главное, что думы о нем человек земной держит. Душа посмертная у всего живого на земле имеется, а не только у человека одного, и по смерти плотской душа их отходит в область Междумирья. Только у человека она самая сильная. В междумирье срок для живности короткий отмерян. Коли бабочка лесная, то и дня не пройдет, а уже нет бабочки, будто и не было вовсе.

Для человеческих душ, не имеющих духа, истинная смерть настает не в земной жизни, а в царстве смертном. Смерть эта иная, чем на земле. Человека постепенно слабость одолевает все большая и большая, и слабнет он до тех пор, пока чуять себя не перестает вовсе, а потом и исчезает насовсем. Как водица в лужице под лучами солнца иссыхает. А иной и отойти в царство мертвое не успел еще, а уже и нету его, и не быть ему никогда более – ни в земной жизни, ни в посмертной. В большинстве своем животина и птица лесная не более сорока дней и ночей чается, а потом и канет навсегда. На земле у зверья разного – разные сроки отмеряны, а в царстве смертном все равные. Только у человека одного в Междумирье может быть существование посмертное бесконечное, но не всякому доступно оно, а только тем, кто дух бессмертный имеют. А не имеющие духа равны со зверем лесным в сроке посмертном и в безвестность канут навечно вскорости, по смерти своей земной. Но если памятуют о них в жизни земной, поклоны ладят и слово молвят, тогда они в силу входят, укрепляется их душа. Ну а если, умерли а никто и не вспомнил о них, будто бы и не было их на земле вовсе, тогда и в царстве смертном не станет их вскорости. Одно только и ладно, что гибнут они навечно, не принимая муку горестную для души своей, какую иным принимать суждено. Собаке иной подчас легче быть, ибо собаку свою умершую хозяин добрым словом всегда попомнит. А там, где памяти нет живому более не быть. Долгота бытия посмертного у этих душ всецело зависит от памяти людской. Воспоминает о душе такой один человек, так и канет она, как только забудется он думать о ней или сам помрет. А когда миллион воспоминают, вот тут в душе сила великая появиться может, бессмертной она сделается. Тысячами и тысячами лет жизнь эта посмертная может быть. Потому и сказано было, что хоть худое думать, хоть хорошее думать про покойника – а все одно, выходит у души посмертного усиление. Сотворил покойник в жизни земной то, что людям иным ненавистно будет, а когда расстался с плотью своей, тут и выходит, что жизнь посмертную и силу огромную дают ему ненавистники земные, думы о нем постоянные думая (см. Евангелие о Иуды). Также надо помнить: не только человеческая душа так укрепляется, но и животному человек власть имеет душу посмертную укрепить. Годы и годы жизни посмертной даются от хозяина зверю его. Иная Софья уже сгинула давно, а собачка ее все здравствует. Чаще других случается у собаки жизнь посмертная долгая. Как в земной жизни у человека худо на душе может быть, так и в посмертном скитании души точно так же может быть. Вот только в жизни земной по силам душу свою осветлить и радостным житье организовать, а в посмертной жизни – невозможно это. И что нажил с земли, то и кушай на том свете. Худо было, так еще хуже станет. Так и маются миллионы и миллионы душ по царству смертному, муку великую принимают. Принимают за то, что не дается им страсть свою утолить, жор свой насытить. И не утолить ее, не унять ее. И не прекратится она до тех пор, пока не канут они, людьми земными забытые. Охочему до еды муку бесконечную голодную в царстве смертном принять предстоит. Кто гнев свой копил, то с собой этот гнев и заберет на тот свет. Пьяница отрадой пьяной живший – помрет, а страсть эта с ним останется, но удовлетворить ее нет у него возможности никакой. Так и выходит любому человеку: что с собой унес в царство посмертное, тем и сытым будет. Унес горькое да больное, так и там горчить и болеть зачнет. А унес светлое и смиренное, то и на века бытие посмертное твое осветлится, легким и справным путь станет. Плоть содержать свою при жизни надо в справности, а иначе плоть болезненная душу хворью и болью напитает.

В междумирье душ умерших – неисчислимые тысячи. Вот только не видят они, и не слышат они, и не чуют они друг дружку. Но не потому, что нельзя так, а посему, что ничего в душе их не имеется, кроме боли и жажды тоскливой на землю назад воротиться, поэтому не хотят они сами ни видеть ничего, ни слышать ничего. Сначала, до девяти дней по смерти, нередко желание есть с другими душами свидеться, да только не дается это сразу. А когда приноровился, то уже и нужды нету, охоты нет. Потому в Междумирье смертном больше всех поодиночке обитают, друг дружку не видя, а только в сторону жизни земной и зарятся да тоскуют звериной лютостью. Душа посмертная всезнающая для земной жизни будет, ибо все ей, как на ладони, в любом месте оказаться может, а то и в десяти местах сразу. Случается, что такая душа охоча к зазыванию, а то и сама, без зова явиться может. И хоть тысяча людей земных зазывают её к себе: всем она явится в тот же миг, без промедления. Но таких, душ охочих очень редко бывает. Более всего они затворниками живут, мукой своею истязаются. Посему и говорится , что на тысячу душ смертных – тысяча разных наказаний делается. И по смерти в Междумирье каждый сам себя судить станет. И каждому свое выйдет, что в земном он себе уготовил.

Хуже всего тем, кто жизни себя сам лишил, плоть свою умертвил. Убийца плоти своей собственной страдания немыслимые примет, и потому то хоронить такого нельзя со всеми, не наказание это, а избавление для него великое, чтобы забыли его быстрее. Не только хоронить, не только памятник ладить, а даже и думу думать о таком не нужно, ибо каждая дума – муку его страшную продлевает. А если же до смерти самоубийца память долгую о себе в людских умах оставил, то и обрек себя на вечное мучение.

Сила в Междумирье усопшими душами берется из мира земного (эффекты различного полтергейста из этой оперы). Поэтому покойники бессчетно по Междумирью этому шляются – чуют Силу, да только не всегда приобщиться к ней могут, потому как не умеют этого. Самоубийцы более всех, от жизни земной Силы жаждут взять хоть крупицу, да выходит у них это в большой редкости. Отрада тому самоубийце, кто к Магу земному в услужение идет, тогда муки его многие сгинут бесследно. Но такое редко для тех кто жизни себя лишает. Поэтому для того кто застрял в междумирье, ад и рай, в нем самом заключается в полной мере. И только Бог Перун может освободить людей попавших сюда обманом. Поэтому умереть надо суметь бесстрастно.